СТИХИ, НАПИСАННЫЕ В ПСКОВСКОЙ ГОСТИНИЦЕ
Ярослав Смеляков
С тех самых пор, как был допущен
в ряды словесности самой,
я все мечтал к тебе, как Пущин,
приехать утром и зимой.
И по дороге возле Пскова,-
чтоб все, как было, повторить,-
мне так хотелось ночью снова
тебе шампанского купить.
И чтоб опять на самом деле,
пока окрестность глухо спит,
полозья бешено скрипели
и снег стучал из-под копыт.
Все получилось по-иному:
день щебетал, жужжал и цвел,
когда я к пушкинскому дому
нетерпеливо подошел.
Но из-под той заветной крыши
на то крылечко без перил
ты сам не выбежал, не вышел
и даже дверь не отворил.
...И, сидя над своей страницей,
я понял снова и опять,
что жизнь не может повториться,
ее не надо повторять.
А надо лишь с благоговеньем,
чтоб дальше действовать и быть,
те отошедшие виденья
в душе и памяти хранить.
ЗОДЧЕСТВО
Всеволод Рождественский
1965
Я не хочу крошить по мелочам
Священный хлеб отеческих преданий.
Еще в пути он пригодится нам,
Достоин он сыновней нашей дани.
И то, что в тьме неволи им мечталось,
Наследством нашим стало в добрый час,
Чтоб их заря все дальше разгоралась.
Когда я с изумлением смотрю
На эти древнерусские соборы,
Я вижу с них, подобно звонарю,
Родных лесов и пажитей просторы.
Не чад кадил, не слепоту сердец,
Взалкавших недоступного им рая,
А творчества слепительный венец,
Вознесшегося, время попирая.
Великий Новгород и древний Псков -
Нас от врага спасавшие твердыни -
Вот что в искусстве старых мастеров
Пленяет нас и радует поныне.
Был точен глаз их, воля их крепка,
Был красоты полет в дерзаньях отчих.
Они умели строить на века.
Благословим же труд безвестных зодчих!
В родном искусстве и на их дрожжах
Восходит нас питающее тесто,
И попирать былое, словно прах,
Родства не помня, было бы нечестно.
А эти крепости-монастыри,
Служившие защитою народу,
Со дна веков горят, как янтари,
На радость человеческому роду.
ПСКОВСКИЕ БАШНИ
Е.Евтушенко
1971
Художник, сам собой низложенный,
надел по царски фартук кожаный
и принял звание - кузнец.
Он для души, а не для гонору
сам возложил на буйну голову
тяжелокованный венец.
Художник толст и бесшабашен.
Художник пьяница большой,
а между тем - хранитель башен,
ревнитель с нежною душой.
Восстав на те порядки скотские,
когда в разоре башни псковские
собой являли лишь позор,
он бисер доводов рассыписто
метал - рукомесла российского
в парче невидимой посол.
Взывал, что башни те беспаспортно,
стоят заброшенно, беспрапорно,
подобно каменным гробам.
Ловя тупых чинуш на лестнице,
О прапорах железных лекции
читал художник медным лбам.
Он так вещал: "Что флаги тряпочные!
У нас и так забиты прачечные.
А прапор сшит самим огнем.
А прапор, молотком он выхолен,
навек развернутым он выкован,
и нет ни складочки на нем.
Чихали тати из Ливонии
от дыма кузниц - от зловония,
не предвещавшего добра,
когда из крайне нелюбезного
железа самого железного
ковали предки прапора.
Так вот и складывалась нация,
когда, визжа по сторонам
чужие стрелы только кляцали
по этим - крошкам знаменам.
И прапор вам не флюгер смирненький,
который вертится как миленький,
едва почудятся ветра
Мы флюгерами затоварены,
нужны Отечеству, товарищи,
не флюгера, а прапора!
Так говорил художник, вытесан
из той породы, что и витязи.
Воителем - бородачем
он шел сквозь перья канцелярские,
как будто бы сквозь пики царские -
с идеей, будто с бердышом.
И вот хранитель государства,
одетый в царственную рвань,
кует воинственного барса
или возвышенную лань.
И, лыбясь медленно, как пончики,
глядят заезжие япончики,
и старики и детвора,
и даже лбы все так же медные,
как снова плещутся победные
на башнях Пскова прапора.
Хвала хранителям России!
Хвала за их посольский труд.
Как прапора сторожевые,
они отечество блюдут.
У возвышающих развалин
в надежде славы и добра
я слышу грохот наковален:
кует Россия прапора.
ПСКОВ
Е.И.Клячкин
Помнишь этот город, вписанный в квадратик неба
Как белый островок на синем
И странные углы косые
Жаль одно что я там был тогда как-будто не был.
Помнишь церковь что легко взбежала на пригорок
И улеглась на нем свободно
Отбросив руку с колокольней
Как лежал бы человек спокойно глядя в небо.
Ветерок относит тени друзей и женщин
Что ж, разве это не прекрасно
Что верить до конца опасно
Неужели ты чего-нибудь другого хочешь?
Две свечи в ногах, а сами встанут в изголовье
О, фотография прекрасна
И время над тобой не властно
Слава богу, та с косою нас еще не ловит.
Стены этих храмов по глаза укрылись в землю
И добрые седые брови
И в желтых бородах улыбки
Неужели ты в ответ не хочешь улыбнуться?
Камни нас в лицо узнают и запомнят, камни
Ну разве нам с тобой не ясно
Что все устроено прекрасно
Лица их в морщинах, тяжкие тела их помни.
Так лежал бы человек спокойно глядя в небо...
ПСКОВСКИЙ РЕЕСТР
И.Бродский
для М.Б. лето 1964 (1965)
Не спутать бы азарт
и страсть(не дай нам,
Господь). Припомни март,
семейство Найман.
Припомни Псков, гусей
и, вполнакала,
фонарики, музей,
"Мытье" Шагала.
Уколы на бегу
(не шпилькой - пикой).
Сто маковок в снегу,
на льду Великой
катанье, говоря
по правде, сдуру,
сугробы, снегири,
температуру.
Еще - объятий плен,
от жара сильный,
и вязаный твой шлем
из шерсти белой.
И черного коня,
и взгляд, печалью
сокрытый - от меня -
как плечи шалью.
Кусты и пустыри,
деревья, кроны,
холмы, монастыри,
кресты, вороны.
И фрески те (в пыли),
где молвить строго,
от Бога, от земли
равно немного.
Мгновенье - и прерву,
еще лишь горстка:
припомни синеву
снегов Изборска,
где разум мой парил,
как некий облак,
и времени дарил
мой "ФЭД" наш облик.
О синева бойниц
(глазниц)! Домашний
барраж крикливых птиц
над каждой башней,
и дальше (оборви!)
простор с разбега.
И колыбель любви
- белее снега!
(хотя в разлуке
уже не разглядеть:
а кто там в люльке)
те кручи и поля,
такси в равнине,
бифштексы, шницеля,
долги поныне.
Умей же по полям,
по стрелкам, верстам
и даже по рублям
(почти по звездам!),
по формам без души
со всем искусством
Колумба (о спеши!)
вернуться к чувствам.
Ведь в том и суть примет
(хотя бы в призме
разлук): любой предмет
- свидетель жизни.
Пространство и года
(мгновений груда),
ответы на "когда",
"куда", "откуда".
Впустив тебя в музей
(зеркальных зальцев),
пусть отпечаток сей
и вправду пальцев,
чуть отрезвит тебя -
придет на помощь
отдавший вдруг себя
на миг, на полночь
сомнениям во власть
и укоризне,
когда печется страсть
о долгой жизни
на некой высоте,
как звук в концерте,
забыв о долготе,
- о сроках смерти!
И нежности приют
и грусти вестник,
нарушивши уют,
любви ровесник -
с пушинкой над губой
стихотворенье
пусть радует собой
хотя бы зренье
ГРЕМЯЧАЯ БАШНЯ
М.П.Розенгейм
Во Пскове, над старой стеной городской,
Гремячая башня стоит,
Под башнею этой есть склеп потайной,
В том склепе девица лежит.
Лежит она в гробе, девица-княжна,
И свечи вкруг гроба горят,
Лежит она, словно к венцу убрана
В богатый невесты наряд.
И много в том склепе богатой казны
И с золотом бочки кругом -
Девичье приданое бедной княжны
несметное собрано в нем.
Не мертвая девица в гробе лежит -
Во сне непробудном она, -
И время бесследно над нею летит,
Над нею и смерть не властна.
И спать непробудно назначено ей,
Пока не найдет жениха,
Чтоб сердцем не ведал соблазна страстей
И тело соблюл от греха.
[ПСКОВ]
А.Яхонтов
Меч тяжелый Гавриила,
Пятиглавый наш собор,
Князя Довмонта могила,
Запах древности, простор.
Чудотворные иконы,
Стены старого Кремля,
Башня славная в дни оны
Чудной силы обороны
От Батуры короля.
Всюду старые заплаты,
След кой-где былых веков
Да Поганкины палаты,
Вот он, добрый старый Псков.
ПСКОВ
Саша Черный
1917
Над ширью величавых вод
Вдали встает копна собора.
Гудит далекий пароход...
А здесь за мшистой тьмой забора
Желтеют кисти барбариса.
Над грядкой жимолость цветет...
В саду распелась Василиса.
Вдали, весь беленький у мыса
Молчит игрушка-монастырь, -
Синеют главы на лазури.
Река, полна весенней дури,
Бормочет радостный псалтырь.
Налево мост - горбатый змей -
Разлегся дугами над гладью.
На мост ползет телега с кладью:
Конь - карлик, ломовой - пигмей...
У богодельни старички
на солнце мирно греют кости,
Низы домишек у реки
Все в грязных брызгах, как в коросте.
На кладках писарь и портниха
Воркуют нежно у ворот.
Шипит крапива: тихо-тихо...
К воде идет гусиный взвод.
Ярослав Смеляков
С тех самых пор, как был допущен
в ряды словесности самой,
я все мечтал к тебе, как Пущин,
приехать утром и зимой.
И по дороге возле Пскова,-
чтоб все, как было, повторить,-
мне так хотелось ночью снова
тебе шампанского купить.
И чтоб опять на самом деле,
пока окрестность глухо спит,
полозья бешено скрипели
и снег стучал из-под копыт.
Все получилось по-иному:
день щебетал, жужжал и цвел,
когда я к пушкинскому дому
нетерпеливо подошел.
Но из-под той заветной крыши
на то крылечко без перил
ты сам не выбежал, не вышел
и даже дверь не отворил.
...И, сидя над своей страницей,
я понял снова и опять,
что жизнь не может повториться,
ее не надо повторять.
А надо лишь с благоговеньем,
чтоб дальше действовать и быть,
те отошедшие виденья
в душе и памяти хранить.
ЗОДЧЕСТВО
Всеволод Рождественский
1965
Я не хочу крошить по мелочам
Священный хлеб отеческих преданий.
Еще в пути он пригодится нам,
Достоин он сыновней нашей дани.
И то, что в тьме неволи им мечталось,
Наследством нашим стало в добрый час,
Чтоб их заря все дальше разгоралась.
Когда я с изумлением смотрю
На эти древнерусские соборы,
Я вижу с них, подобно звонарю,
Родных лесов и пажитей просторы.
Не чад кадил, не слепоту сердец,
Взалкавших недоступного им рая,
А творчества слепительный венец,
Вознесшегося, время попирая.
Великий Новгород и древний Псков -
Нас от врага спасавшие твердыни -
Вот что в искусстве старых мастеров
Пленяет нас и радует поныне.
Был точен глаз их, воля их крепка,
Был красоты полет в дерзаньях отчих.
Они умели строить на века.
Благословим же труд безвестных зодчих!
В родном искусстве и на их дрожжах
Восходит нас питающее тесто,
И попирать былое, словно прах,
Родства не помня, было бы нечестно.
А эти крепости-монастыри,
Служившие защитою народу,
Со дна веков горят, как янтари,
На радость человеческому роду.
ПСКОВСКИЕ БАШНИ
Е.Евтушенко
1971
Художник, сам собой низложенный,
надел по царски фартук кожаный
и принял звание - кузнец.
Он для души, а не для гонору
сам возложил на буйну голову
тяжелокованный венец.
Художник толст и бесшабашен.
Художник пьяница большой,
а между тем - хранитель башен,
ревнитель с нежною душой.
Восстав на те порядки скотские,
когда в разоре башни псковские
собой являли лишь позор,
он бисер доводов рассыписто
метал - рукомесла российского
в парче невидимой посол.
Взывал, что башни те беспаспортно,
стоят заброшенно, беспрапорно,
подобно каменным гробам.
Ловя тупых чинуш на лестнице,
О прапорах железных лекции
читал художник медным лбам.
Он так вещал: "Что флаги тряпочные!
У нас и так забиты прачечные.
А прапор сшит самим огнем.
А прапор, молотком он выхолен,
навек развернутым он выкован,
и нет ни складочки на нем.
Чихали тати из Ливонии
от дыма кузниц - от зловония,
не предвещавшего добра,
когда из крайне нелюбезного
железа самого железного
ковали предки прапора.
Так вот и складывалась нация,
когда, визжа по сторонам
чужие стрелы только кляцали
по этим - крошкам знаменам.
И прапор вам не флюгер смирненький,
который вертится как миленький,
едва почудятся ветра
Мы флюгерами затоварены,
нужны Отечеству, товарищи,
не флюгера, а прапора!
Так говорил художник, вытесан
из той породы, что и витязи.
Воителем - бородачем
он шел сквозь перья канцелярские,
как будто бы сквозь пики царские -
с идеей, будто с бердышом.
И вот хранитель государства,
одетый в царственную рвань,
кует воинственного барса
или возвышенную лань.
И, лыбясь медленно, как пончики,
глядят заезжие япончики,
и старики и детвора,
и даже лбы все так же медные,
как снова плещутся победные
на башнях Пскова прапора.
Хвала хранителям России!
Хвала за их посольский труд.
Как прапора сторожевые,
они отечество блюдут.
У возвышающих развалин
в надежде славы и добра
я слышу грохот наковален:
кует Россия прапора.
ПСКОВ
Е.И.Клячкин
Помнишь этот город, вписанный в квадратик неба
Как белый островок на синем
И странные углы косые
Жаль одно что я там был тогда как-будто не был.
Помнишь церковь что легко взбежала на пригорок
И улеглась на нем свободно
Отбросив руку с колокольней
Как лежал бы человек спокойно глядя в небо.
Ветерок относит тени друзей и женщин
Что ж, разве это не прекрасно
Что верить до конца опасно
Неужели ты чего-нибудь другого хочешь?
Две свечи в ногах, а сами встанут в изголовье
О, фотография прекрасна
И время над тобой не властно
Слава богу, та с косою нас еще не ловит.
Стены этих храмов по глаза укрылись в землю
И добрые седые брови
И в желтых бородах улыбки
Неужели ты в ответ не хочешь улыбнуться?
Камни нас в лицо узнают и запомнят, камни
Ну разве нам с тобой не ясно
Что все устроено прекрасно
Лица их в морщинах, тяжкие тела их помни.
Так лежал бы человек спокойно глядя в небо...
ПСКОВСКИЙ РЕЕСТР
И.Бродский
для М.Б. лето 1964 (1965)
Не спутать бы азарт
и страсть(не дай нам,
Господь). Припомни март,
семейство Найман.
Припомни Псков, гусей
и, вполнакала,
фонарики, музей,
"Мытье" Шагала.
Уколы на бегу
(не шпилькой - пикой).
Сто маковок в снегу,
на льду Великой
катанье, говоря
по правде, сдуру,
сугробы, снегири,
температуру.
Еще - объятий плен,
от жара сильный,
и вязаный твой шлем
из шерсти белой.
И черного коня,
и взгляд, печалью
сокрытый - от меня -
как плечи шалью.
Кусты и пустыри,
деревья, кроны,
холмы, монастыри,
кресты, вороны.
И фрески те (в пыли),
где молвить строго,
от Бога, от земли
равно немного.
Мгновенье - и прерву,
еще лишь горстка:
припомни синеву
снегов Изборска,
где разум мой парил,
как некий облак,
и времени дарил
мой "ФЭД" наш облик.
О синева бойниц
(глазниц)! Домашний
барраж крикливых птиц
над каждой башней,
и дальше (оборви!)
простор с разбега.
И колыбель любви
- белее снега!
(хотя в разлуке
уже не разглядеть:
а кто там в люльке)
те кручи и поля,
такси в равнине,
бифштексы, шницеля,
долги поныне.
Умей же по полям,
по стрелкам, верстам
и даже по рублям
(почти по звездам!),
по формам без души
со всем искусством
Колумба (о спеши!)
вернуться к чувствам.
Ведь в том и суть примет
(хотя бы в призме
разлук): любой предмет
- свидетель жизни.
Пространство и года
(мгновений груда),
ответы на "когда",
"куда", "откуда".
Впустив тебя в музей
(зеркальных зальцев),
пусть отпечаток сей
и вправду пальцев,
чуть отрезвит тебя -
придет на помощь
отдавший вдруг себя
на миг, на полночь
сомнениям во власть
и укоризне,
когда печется страсть
о долгой жизни
на некой высоте,
как звук в концерте,
забыв о долготе,
- о сроках смерти!
И нежности приют
и грусти вестник,
нарушивши уют,
любви ровесник -
с пушинкой над губой
стихотворенье
пусть радует собой
хотя бы зренье
ГРЕМЯЧАЯ БАШНЯ
М.П.Розенгейм
Во Пскове, над старой стеной городской,
Гремячая башня стоит,
Под башнею этой есть склеп потайной,
В том склепе девица лежит.
Лежит она в гробе, девица-княжна,
И свечи вкруг гроба горят,
Лежит она, словно к венцу убрана
В богатый невесты наряд.
И много в том склепе богатой казны
И с золотом бочки кругом -
Девичье приданое бедной княжны
несметное собрано в нем.
Не мертвая девица в гробе лежит -
Во сне непробудном она, -
И время бесследно над нею летит,
Над нею и смерть не властна.
И спать непробудно назначено ей,
Пока не найдет жениха,
Чтоб сердцем не ведал соблазна страстей
И тело соблюл от греха.
[ПСКОВ]
А.Яхонтов
Меч тяжелый Гавриила,
Пятиглавый наш собор,
Князя Довмонта могила,
Запах древности, простор.
Чудотворные иконы,
Стены старого Кремля,
Башня славная в дни оны
Чудной силы обороны
От Батуры короля.
Всюду старые заплаты,
След кой-где былых веков
Да Поганкины палаты,
Вот он, добрый старый Псков.
ПСКОВ
Саша Черный
1917
Над ширью величавых вод
Вдали встает копна собора.
Гудит далекий пароход...
А здесь за мшистой тьмой забора
Желтеют кисти барбариса.
Над грядкой жимолость цветет...
В саду распелась Василиса.
Вдали, весь беленький у мыса
Молчит игрушка-монастырь, -
Синеют главы на лазури.
Река, полна весенней дури,
Бормочет радостный псалтырь.
Налево мост - горбатый змей -
Разлегся дугами над гладью.
На мост ползет телега с кладью:
Конь - карлик, ломовой - пигмей...
У богодельни старички
на солнце мирно греют кости,
Низы домишек у реки
Все в грязных брызгах, как в коросте.
На кладках писарь и портниха
Воркуют нежно у ворот.
Шипит крапива: тихо-тихо...
К воде идет гусиный взвод.
